— Неужто?..

— Поверь моему опыту…

— Верю…

— Да вот только не я ей нужен…

— А — кто же?

— Видимо, ты… — кивнул военрук.

— На самом деле — я уже догадался…

— Ну понятно, разведка боем показала…

Мы посмеялись. Григорий Емельяныч пошарил рукой по столу и выудил еще одну бутылку водки, почти не початую. Плеснул мне и себе, и мы опять выпили.

— И что ты намерен предпринять? — спросил он.

— Джентльмены об этом не распространяются, — повторил я его слова.

Военрук расхохотался и хлопнул меня по плечу.

— Пойду еще что-нибудь поставлю… — сообщил он и, не слишком твердо стоя на ногах, поднялся со стула.

В голове моей изрядно уже шумело. Мне не мешало проветриться. Поэтому я тоже выбрался из-за стола и побрел к выходу. Вышел на крылечко школы, где уже торчали мои курящие коллеги. Так как я не курил, то спустился с крыльца, чтобы не дышать зазря табачным дымом. Морозный воздух прояснил мои мозги, по крайней мере настолько, чтобы сообразить — на сегодня хватит. Завтра Новый год, не хватало еще в предпраздничный день страдать от похмелья. Назад в столовку я не спешил, хотелось промерзнуть, чтобы хорошенько взбодриться.

— Проветриваешься? — спросил меня трудовик, тоже выскочивший на улицу в одном костюме.

— Есть такое… — откликнулся я.

Мы помолчали.

— Полковник рассказал мне о вашем с ним разговоре, — сообщил Курбатов. — Честно скажу — неожиданный для меня поворот…

— Для меня тоже, — буркнул я.

— В принципе ты мог и отказаться…

— Может еще не поздно?..

— Может быть…

— Нет уж, не буду я отказываться.

— Если надо, я сам могу подать рапорт, чтобы тебя вывели из операции, — предложил Витек. — Аргументировать не трудно… Внедрение в банду даже для профессионала дело опасное, а уж для штатского…

— Я не зеленый пацан, справлюсь, — пробурчал я.

Мне хотелось добавить, что у меня за плечами опыт службы в армии и война, но я вовремя ухватил себя за язык. После таких «откровений» меня точно выведут из операции. Хорошо если не определят на лечение в специализированном учреждении.

— Судя по документам — пацан, — откликнулся гэбэшник. — А вот, что касается остального…

— Чего — остального?..

— В общем-то, я не имею права тебе этого говорить, — пробормотал Курбатов, — но мы теперь с тобой, считай, боевые товарищи, так что ты должен знать… Экспертизы, которые проводил Эдвин, мы изъяли до того, как он с ними ознакомился… Все, кроме почерковедческой… А взамен подсунули фальшивые заключения, но…

— Что — но? — спросил я, потому что меня бросило в жар, несмотря на мороз.

— Странная штука получается, Саша, у тебя не только почерк не совпадает с Александром Сергеевичем Даниловым, уроженцем города Тюмени, двадцати двух лет, но и психотип…

— Как это не совпадает?.. — искренне удивился я.

Ведь и в самом деле чушь! Откуда им известен психотип Шурика⁈ Да и что это еще за хрень такая?

— Перед выступлением на Олимпийских играх всех участников тестировали, — отвечая на не заданный вслух вопрос, начал Витек. — Это делалось негласно… Ну сам понимаешь… контакты с иностранцами, не исключены попытки вербовки и тэдэ… Так что в наших архивах эти сведения есть… И Эдвин тоже заказал такое тестирование… Так вот мозгоправы утверждают, что тот спортсмен и ты — совершенно разные личности…

— Это полная чушь! — снисходительно хмыкнул я. — Если уж на то пошло, у матери моей спросите! Уж мать-то не обманешь!

— Спрашивали, — кивнул Курбатов. — Не мы — тот же Эдвин.

— И? — спросил я.

— Она подтвердила, что ты ее сын.

— Ну вот видишь! — с облегчением выдохнул я. — А ты говоришь — психологи… До недавнего времени психология вообще лженаукой считалась.

— Да, поэтому руководство и сочло, что разница в почерке и психотипе — это экспертный артефакт… И не такое бывает…

— Видать, не совсем артефакт, если вы решили меня включить в операцию… — проговорил я. — И рассказал ты мне об этом вовсе не потому, что я теперь твой боевой товарищ…

Витек усмехнулся:

— Да, тебя не проведешь…

Глава 17

— Ладно! — отмахнулся я. — Спасибо за откровенность… А по делу что-нибудь скажешь?

— По делу?.. — переспросил Витек. — А как же!.. Ты, говорят, Иннокентия Стропилина приютил?

— Приютил, — буркнул я. — Его из одного казенного жилья выперли, да и с другого тоже… Не бомжевать же ему в такой мороз…

— Да я не против, но просто не забывай — он все еще один из них.

— Это я помню…

— Ну тогда пойдем выпьем.

— Ну, пойдем, — согласился я. — А то я окоченел уже…

И мы вернулись в школу. И чего ради я мерз, спрашивается?.. Не знаю, то ли гэбэшник не захотел вести серьезный разговор со мною выпившим, то ли ему просто нечего мне сказать. Хотя все равно спасибо ему за то, что слил мне секретную инфу… По крайней мере, теперь понятно, с чего вдруг госбезопасность решила втянуть меня в свои игрища. Дескать, голубчик, делай, что тебе говорят, и не рыпайся… А рыпнешься, вытащим твое дело из архива и начнем тебя крутить, вертеть на предмет шпионажа… Тогда мне точно крышка… Как тут еще не выпить⁈

В столовке пьянка-гулянка шла вовсю. Магнитофон радостно изрыгал шлягеры «Бони М» и педсостав лихо под них отплясывал. Меня тоже попытались втянуть в круг, но я ускользнул к столу, где мы с трудовиком накатили по маленькой. Вернее — это я накатил, а он обошелся морсом. Хорошенько датый военрук, изо всех сил изображающий советского диджея, объявил «белый танец» и школьные дамы кинулись ловить мужиков, которых, как известно, в школе всегда не хватает. Петров, Рунге, Курбатов даже Трошин — все были выхвачены из-за столов и выужены из углов. Ко мне же разом двинулись три претендентки.

Раздухарившаяся Шапокляк, Тигра и… Я обомлел… Громадная литераторша Татьяна Алексеевна!.. Вот уж не ожидал… Нет, я не настолько широких взглядов, поэтому предпочел Антонину Павловну. Она хоть и не была сейчас в наряде Снегурочки, но короткое, серебристое с блестками платье, открывающее стройные ножки, делало